Концентрации внимания лингвистов на звуковом языке способствовали также успехи фонологии, которая первой из языковедческих дисциплин сумела описать структурные закономерности, имеющие первостепенное коммуникативное значение.
Увлечение лингвистики исследованием звукового языка непосредственно отразилось на тенденциях в методике обучения языкам, особенно за последние годы. Однако повышенный интерес методики к звуковому языку имеет и свои причины — бурное развитие средств передвижения и связи, экономические и социальные сдвиги в жизни людей резко увеличили потребность не только в письменном, но и в устном межнациональном общении. Своеобразной реакцией на многовековое господство в учебных заведениях мертвых письменных языков было появление «прямых» и «устных» методов, которые в своей крайней форме совершенно игнорируют письменную коммуникацию, несмотря на ее огромную роль в современном обществе; их приверженцы полагают, что овладение «вторичным кодом» может быть достигнуто без особых усилий, если «первичный» код уже освоен.
Интересно отметить, что рядовые носители языка придерживаются своей, третьей точки зрения по вопросу о соотношении между звуковой и письменной коммуникацией. Вследствие глубокого семантического тождества звуковой и графической знаковых систем, постоянного перехода от одной формы коммуникации к другой и ассоциаций между отпечатками обоего рода в коммуникаторах, они склонны вообще не отдавать себе отчета в наличии двух знаковых систем, трактуя их как «одно и то же» и усматривая в устных и письменных сообщениях лишь стилистические расхождения («обыденный» или «разговорный» язык, «ученый» или «книжный» язык). Такая трактовка свойственна также и многим лингвистам, и она объясняется тем неравномерным распределением устной и письменной коммуникации по регистрам и сферам языкового общения, о котором говорилось выше.
Наличие столь явных противоречий в трактовке взаимоотношений между звуковой и письменной коммуникацией заставляет вновь вернуться к этой чрезвычайно актуальной проблеме.
Имеется достаточно данных, которые говорят о существенной автономности двух разновидностей языковой коммуникации, при наличии теснейшей связи и взаимодействия между ними.
Автономность устной коммуникации очевидна: в течение десятков тысяч лет звуковой язык был единственным средством обмена информацией и одновременно орудием становления и функционирования мышления. Опыт показывает, что можно владеть звуковой формой коммуникации, совершенно не умея коммуницировать в сфере письма, т. е. будучи в данном языковом коллективе неграмотным.
Менее очевидна, но все же доказуема автономность письменной коммуникации и отсутствие у нее «вторично-кодового» характера. В пользу этого тезиса говорят следующие аргументы:
1. Доказано, что индивид может достичь любой степени владения письменным иностранным языком, практически не владея устной формой общения на этом языке. Такая ситуация, являющаяся для родного языка аномальной, достаточно обычна при обучении иностранным языкам традиционными методами, а также при самообучении языкам через чтение.
Люди, умеющие читать на иностранном языке, но неспособные говорить и понимать иностранную речь, встречаются весьма часто. Очень многие сначала овладевают письменным иностранным языком и лишь впоследствии звуковым. При этом оказывается, что способность к письменной коммуникации никак не связана со степенью владения звуковым языком: например, темп чтения про себя и качество произношения между собой не коррелированы — можно иметь совершенно искаженное представление о звуковых эквивалентах письменных текстов (например, проговаривать латинские тексты на английский манер) и тем не менее безошибочно осуществлять их рецепцию. Англичанин и француз могут совсем по-разному представлять себе звучание латинских текстов, интерпретируя их совершенно идентичным образом.
