Весьма актуален для лингвистики и для методики обучения языкам мало изученный вопрос о взаимодействии звукового и письменного языков в коммуникативных аппаратах (коммуникаторах) носителей языка и в их функционировании.
Довольно широкое распространение за последние десятилетия получила концепция о том, что письменный язык выполняет вспомогательную роль вторичного кода (и притом несовершенного) по отношению к языку звуков, вследствие чего в актах письменной коммуникации обязательно наличествуют операции мысленного перекодирования звуковых знаков в письменные (на передающем конце) и письменных в звуковые (на приемном конце). Из этой концепции делались далеко идущие выводы о том, что истинным объектом лингвистики может быть только язык звуков и что при обучении иностранным языкам все внимание должно уделяться освоению навыков устной коммуникации.
Интересно отметить, что эта система взглядов находится в полном противоречии с более ранней точкой зрения о превосходстве письменного языка над звуковым, проявлением которой было почти полное игнорирование звуковой коммуникации как со стороны лингвистов, так и в практике обучения иностранным языкам.
Появление обоих противоречивых концепций нетрудно объяснить. Более ранняя концепция непосредственно вытекает из истории развития научного языкознания, которое возникло в начале XIX века в виде сопоставительного описания древних письменных языков (латинского, древнегреческого, санскрита, готского и др.), о звуковых коррелятах которых можно было лишь строить более или менее правдоподобные гипотезы. Языковеды долгое время третировали современные им звуковые языки как «выродившиеся потомки» древних языков, известных лишь по письменным памятникам. Что касается методики обучения языкам, то единственным объектом ее внимания в течение ряда столетий был письменный латинский язык и в меньшей степени — древнегреческий. Если при этом и делались попытки в какой-то мере организовывать искусственным образом звуковую коммуникацию на этих мертвых языках, то они имели вспомогательный характер, причем в качестве исходного пункта всегда выступал язык письма, «перекодировавшийся» в звуковые сообщения. В дальнейшем сила традиции оказалась настолько велика, что когда началось организованное обучение новым (живым) языкам, то и здесь центральным объектом была прежде всего письменная коммуникация. Забегая вперед, заметим, что эта традиция живет и в наше время, проявляясь в упорных попытках обучать устной коммуникации только через посредство письменных текстов учебников, газет, романов и различных манипуляций с ними.
Прямо противоположная, и в некоторых отношениях более естественная, концепция возникла значительно позднее, когда языковеды начали, наконец, всерьез заниматься исследованием и описанием механизма языковой коммуникации, используя для этого неограниченные данные современного им периода. Естественно, что главным объектом изучения стал теперь язык звуков как обладающий явным приоритетом по отношению к языку письма не только в плане филогенеза (звуковой язык существует сотни тысяч лет, письменность же возникла за последние две-три тысячи лет и притом на базе звукового языка, а широкое распространение письменная коммуникация получила лишь в наше время), но и в плане онтогенеза (каждый из нас овладевает родным звуковым языком в раннем детстве, а языком письма — значительно позднее и всегда на базе первого).
