Париж, упавший, как большая вязкая капля, на сорок восьмую параллель и прогнувший ее под своею тяжестью; Париж, странно подвешенный к своей реке, задержанный ее поворотом, насаженный как жемчужина на один из перегибов проволоки.
Париж расположен почти в самом центре сложенного осадочными породами Парижского бассейна, недалеко от слияния рек Марны и Сены, Уазы и Сены, долины которых открывают путь на восток и на север. Он мягко раскинулся на возвышенностях, достигающих 100 м над уровнем реки и 128 м над уровнем моря, по обе стороны Сены: река проходит через город с юго-запада на северо-восток, образуя крутой изгиб к северу. Природа наделила Париж ценными дарами, придающими ему особую красоту: холмами и рекой.
Если взглянуть на Париж сверху, то «он похож на озеро,— замечает Ж. Ромен.— Излучина Сены выступила из берегов, разлилась согласно профилю местности». «Только с высоты парижских холмов можно разобраться в океане стен и кровель, под которыми нашли приют три миллиона парижан, обитающих в черте старого города. Со всех четырех сторон над крышами возвышаются всевозможные шпили колоколен, башен, купола разных эпох и стилей. Это главным образом церкви, их в Париже насчитывается девяносто»,— замечает Р. Эли Дебидур.
В городских пределах Сена омывает Сите и остров Святого Людовика, образовавшиеся некогда из более мелких островков. Город разделен рекой на две части: правый берег и левый берег с прилегающими к нему Сите и островом Святого Людовика.
Особенности климата Парижа связаны с расположением города как бы на дне огромной чаши и постепенным сужением долин. В конце мая, писал Мопассан, в городе наступает «та чудесная пора, когда деревенская весна как будто берет Париж приступом, завоевывает его, проносясь над крышами, вторгаясь в дома сквозь стены, расцвечивает улицы яркими красками, разливает веселье по каменным фасадам, по асфальту тротуаров и булыжникам мостовых, затопляет и пьянит живительными соками город, словно зеленеющий лес».
Э. Золя остро ощущал зависимость облика города от времени суток и погоды. Париж, полагал он, бывал «бездонно глубок и изменчив, как океан, детски ясен в часы утра и охвачен пожаром в час заката, проникаясь и радостью и печалью отраженного в нем неба. Солнце прорезало его широкими золотистыми бороздами, туча омрачала его и вздымала в нем бурю. Он был вечно нов: то недвижное оранжевое затишье, то вихрь, мгновенно затягивавший свинцом все небо; ясные светлые часы, когда на гребне каждой крыши играет легкий отблеск,— и ливни, затопляющие небо и землю, стирающие горизонт в исступлении бушующего хаоса».
